Самая короткая ночь. Эссе, статьи, рассказы - Андрей Буровский

Другая земля

Как всегда, Сергей Волков рассказывает интереснейшие вещи. Например о том, что косули ходят по тропам маралов… Мелкие звери – по тропам крупных. Издаю индейский вопль: подтверждается наша с Пучковым идея о том, что крупнейшие звери создают инфраструктуру обитания для мелких, и что если истребить зверей доминантного класса, то и «мелочи» становится хуже.

Марал мало похож на слона или мамонта, и вообще не гигант, даже не полугигант, но повторяется та же самая схема. Другой вопрос, что марал не в состоянии в такой степени изменять среду обитания, как даже зубр или носорог. Но принцип работает, пусть и без перестройки ландшафтов.

А вот еще любопытнейшие детали: косуля стала водиться в тайге. То она была лесостепным животным, жалась зимой по открытым пространствам, недалеко от деревень. После 1992 года возрос пресс охоты – умная косуля забилась в леса.

Кроме того, после 1992 года стало намного больше медведей. Тогда везде пасли скот, даже в тайге. Домашние коровы теснили медведя, составляя ему конкуренцию за пищу. Медведи не от хорошей жизни драли телушек и бычков, выпасаемых на откорм. И пастухи истребляли их – не на мясо и шкуру, а именно как опасных для скота хищников. Давили петлями, стреляли из незарегистрированных стволов… Вспоминаю, что так же точно поступали и герои Сетон-Томпсона, – убивали медведей, нападавших на скот.

Теперь скота намного меньше, медведей перестали истреблять почем зря. Медведи размножились, и стали нападать на косуль. Теперь для косули тайга – место менее опасное.

В общем, идет перестройка ландшафтов, и вместе с нею – изменяется состав животного мира. Само по себе – яркий пример изменений, творимых человеком. Вставляй хоть в «Антропэкософию», хоть в «политическую экологию» хоть в статью с Пучковым…

Задумываюсь еще вот о чем: Россия после перестройки инфраструктуры стала более урбанизированной страной. Патриархального крестьянства давно нет… но в СССР искусственно поддерживали густое сельское население. Замкнутая на саму себя, страна кормила себя экстенсивным скотоводством.

Сейчас Россия – страна городов и интенсивного сельского хозяйства. Тех самых богатых, современных, активных сельских жителей, никак не алкашей и деградантов. Но это сельское хозяйство ведется не везде, а очагами, жмется к окрестностям городов, к трассам. Транспортные расходы стали важны, не везде сельское хозяйство окупается, даже в благодатной Минусе.

Земля запустела? Лес наступает на поля и луга? Да… Значительная часть России, тем более Сибири, «пустеет». Но, во-первых, пустеет не одна Россия… Франция тоже пустая… скоростной поезд грохочет по местности, где восстановился смешанный или лиственный лес. Сельское хозяйство ведется очагами, местами живут в основном дачники, владельцы загородных домов, где проводят часть года. Значительная часть Франции стала местом, где живут не все время, где не ведется интенсивного хозяйства.

Во-вторых, Франция и в этих рекреационных ландшафтах очень окультурена, дикой природы там мало. Притом, что поголовье косули в ней за последние 20 лет возросло в 2 или в 3 раза, а на кабанов приходиться охотиться, чтобы они не портили виноградников. В том числе в Шампани, где уже лет двести самым крупным промысловым зверем был барсук.

Россия громадна. Другой климат, несравненно меньше плотность населения. У нас перестройка инфраструктуры неизбежно создает малонаселенные области, где восстанавливаются охотничьи угодья. Заброшенная земля? Но ведь люди никуда не исчезли. И они могут хранить память о деревнях прадедов, приезжать на могилки, оставлять дома или строить новые, получше, для отдыха в теплое время года.

А охотничье хозяйство, сбор дикорастущих растений – такая же часть хозяйства, как и любая другая… вопрос, как организовать, что из этого будет экономически.

Может быть, охотничье-промысловая Большая Речка 1970-х – 1980-х и есть некое «воспоминание о будущем» – если не всей России, то какой-то ее части?

Судьба Большой Речки

Тридцать лет назад Большая Речка была процветающим хозяйством: леспромхозом – рубили громадные кедры. До сих пор на берегах речек лежат остатки срубленных великанов, диаметром по полтора метра… Был и промхоз: сбор грибов, охота, заготовка ягод, переработка…

Двадцать лет назад леспромхоз лег, промхоз стал неэффективен, все развалилось. Народ побежал из Большой Речки. Летом жил старый и малый, в основном те, кому деваться особо было некуда. Умирающая деревня, заброшенный поселок, никому не нужная земля с никому не нужными домами.

Десять лет назад купить дом или землю в Большой Речке было легче легкого, причем за гроши. Теперь все участки раскуплены, строятся новые дома… В основном живут дачники часть года, вывозят семьи в этот богатый, яркий край с интересной природой. Покупают землю и строят дома вовсе не бедные люди, не мелочь пузатая. Устраиваются в Большой Речке и высоколобые, и владельцы заводов, газет, пароходов… высоколобым труднее всего – отдыхать тут приятно, а вот работать? В наше время без интернета это трудно…

А вот охота ведется интенсивнее прежнего; приезжают и из Москвы, и из заграницы…

На фоне разрастающегося туризма, роста дачного массива кажется чем-то устаревшим, пришедшим из другой эпохи продолжающаяся вырубка кедрачей. Ведь кедровые леса – это само по себе бренд! На это поедут еще туристы, в кедрачах разведутся кабаны, медведи, охота на них даст больше, чем переработка стволов…

Видимо, окончательное превращение Большой Речки в рекреационный ландшафт – вопрос времени… и еще это вопрос нашего разумного к ней подхода. Построит кемпинги и жральни? А зачем? Этого добра везде навалом. Как сказал Волков одному своему приятелю:

– Тебе пятизвездочный отель нужен? Так я тебе его устрою, спи там. Но там медведей-то нет. Ты на охоту приехал? Так будешь жить у меня в доме, а потом поедешь не на мерседесе, а на газике, и не по автостраде, а по руслу реки… Туда, где есть медведи.

Все верно. Современность поселка определяется не горячей водой и не танцами официанток в ресторане, а высокоскоростным интернетом. Будь тут такой интернет – я заваливался бы писать в Большую Речку на месяцы… Баня мне вполне хороша, от сельского сортира точно не помру, а умыться зимой можно и снегом. А вот без интернета все же плохо…

Пищухи

Первый день в Большой Речке ходили «на порог» – вниз по Ое: туда, где в 1997 стоял мой лагерь экспедиции. Ходили фактически весь день. Порог – особое место… рев воды, никакой слышимости, не успевшие обточиться, стать округлыми в русле камни. Ложишься на воду, и река несет тебя и выталкивает снизу, под живот…

Сажусь на камни, откидываюсь… Хрустальный ледяной поток с ревом омывает меня, дробится о тело, уносится дальше. Нога попадает в щель между камнями, рву ее из неудобной позы… Эта нога и раньше побаливала, – растянул связку. Теперь – резкая боль в ступне. Обратно иду, сильно хромая. И не проходит…

На другой день едем вверх по Ое, в горные промысловые избушки… Километров 18 – легкий подъем, бурлящие речки и ветхие мосты через них. Местами приходиться ехать прямо по руслу, вброд, а не по ненадежному настилу.

На этих переправах и валяются неправдоподобных размеров комли кедров: их просто не смогли вывезти, не помещались в лесовоз…

Потом дорога резко поворачивает вверх. Крутые склоны, крутые дороги по ним, езда по руслу речки, по чудовищным буеракам, по дороге, где колея – чуть не полметра, приходится ехать, оставляя ее между колесами… В конце пути – избушка, – маленькая, тесная, уютная. Все, что нужно для жизни под потемневшим от дождя и снега кровом. То идет дождь, то прекращается. Тут километрах в пяти – солонец, к нему выходят маралы и косули. Уже три дня живет в избушке охотник Алексей. Лёша, пытается подстрелить что-то на солонце. Не получается, а вчера вечером еще страшно промок, сушился полдня, и под утро не пошел на солонец.

Еще в нескольких километрах впереди – лабаз, к нему ждут медведя на приваду. До него нельзя доехать, придется все равно пройти кусок по лесу.

Охотникам нужно туда, Мишке, Тимуру и Владу – интересно. А я что, лабаза не видал? С моей ногой идти полкилометра или километр вовсе не нужно. Поезжайте, ребята, я охотно тут один посижу. Позже оказывается, что я был особенно глубоко прав: машина засела, ее дружно вытаскивали, подкладывали камни… В общем, приключение как приключение, но мне его сейчас совершенно не нужно.

Рев двигателя замирает, я остаюсь один на поляне с избушкой. Тихо-тихо… Только дождик опять пробросил, зашуршал… Только ветер зашумел листвой. Только журчит в промоине ручей. Еще время от времени свистят какие-то мелкие тварюшки. Алексей говорил про живущую в избушке мышь… Я сперва и принял за разожравшуюся мышь такое рыжее существо… сперва я увидел только мелькнувшую за угол рыжую толстую попку, и подивился: во сильна! Много же она тут нажрала у Алексея в гостях…